Этот мрак проникает в самое сердце, как истинный нахлебник, выжимая, будто мокрую тряпку, грусть и нагло, не дождавшись моего согласия, переходит на «ты». Как в школе, усаживает за парту и говорит: «Ты знаешь, я здесь уже давненько слоняюсь, но случись кому мимо пройти, своему или иностранцу, так сразу пугают меня эти натянутые разговоры, и чувствую, будто я их сердца обременяю. Будто бы словом их убиваю, а то слово – воздух. И в нем каждый видит свое – необыкновенность или примитивность – это зависит от оптики, коей ты обладаешь.»

Наливает в чашку коньяка, берет за горло крепость, что взять можно только штормом (а может, штурмом – не суть). Он залпом выпивает чашку, а я смотрю ему в глаза. Там пусто. Пусто и страшно. И мрак заполняет меня, словно кровь вены, наливает собой все вокруг: комнаты, кухню и ванну. И бежать бы от него, но некуда, а сил и вовсе не осталось – усталость, бессилие и тишина.

По глухим карнизам барабаном стучат крупные капли дождя. Мрак говорит со мной, но я не слышу его.  Не моргая, я смотрю вдаль линии горизонта, где небо достигает конца, и почему-то мне очень больно.